- Министр докладывает, что на данный момент нет нужного количества солдат необходимого для снятия блокады проливов. Проведение этой операции планировалось на март месяц и пока в нашем распоряжении едва наберется половина от нужного числа – произнес Морни.
- Так пусть ускорит это дело! Пусть начнет дополнительный набор рекрутов во Франции! Пусть обратиться к испанскому маршалу О-Доннелю обещавшему мне свою помощь! Пусть, в конце концов, наймет на службу новое количество зуавов в Африке! Мне, что учить его надо!? – гневно выкрикнул Наполеон и тут же скорчился от боли вызванной неудачным поворотом тела. Морни с сочувствием посмотрел на своего августейшего брата. Ему было жалко Луи, но интересы государства заставляли его, продолжить спор с больным человеком.
- Я уже обсуждал этот вопрос на закрытой коллегии, и все наши генералы в один голос утверждали, что они смогут собрать армию для помощи Пелесье, никак не раньше февраля – возразил граф.
- Вот как они выполняют приказание своего императора!! Да я их всех выгоню, к чертовой матери! Без пенсии и права ношения мундира! Так и передай этим штабным бездельникам!! – бушевал монарх, отчаянно пытаясь перебороть нарастающую боль.
- Ты зря так кричишь, Луи. Для прорыва блокады черноморских проливов потребуется не десять и не двадцать тысяч человек. И сражаться нам придется с объединенным врагом. Сначала с турецкими крепостями на Дарданеллах, а затем с русскими на Босфоре. Прибавь сюда русские корабли, которые будут ждать наш флот в проливах и тут не будет никакой разницы парусные это суда или паровые. Для уменьшения наших потерь, военные предлагаю высадить десант в Галлиполи, а оттуда двинуться на Стамбул.
- Пока они все это будут делать, Пелесье потеряет половину своих солдат! Поэтому я приказываю начать отправку войск к началу января! Всё!!! – прорычал Бонапарт и, повинуясь жестким требованиям врачей, граф Морни поспешил закончить свой утренний доклад и оставить императора наедине с эскулапами.
Прошла неделя, затем другая, но они не принесли радости и успокоения обитателям стен Тюильри в преддверии Рождества. Войска для спасения французской армии в Крыму все ещё не были готовы, а число заболевших и умерших солдат у Пелесье, росло с геометрической прогрессией. Одновременно с этим подобно крысам бегущим с тонущего корабля, французский лагерь стали покидать бывшие союзники.
Первыми из стана Пелесье ушли турки, ставшие угрожать союзному главнокомандующему открытым бунтом. Затем в сторону Федюхиных высот потянулись подданные сардинского короля, как только русские парламентеры принесли весть о выходе из войны их страны. При этом итальянцы решили покинуть лагерь Пелесье, не дожидаясь поступления официального приказа из Турина. Столь ужасающе действовал на итальянцев вид братских могил, быстро заполняемыми телами умерших.
Уход из французского лагеря столь ненадежных солдат как турки и итальянцы с одной стороны для Пелесье было благом. Едва командир сардинцев сказал командующему о своем решении закончить войну, француз едко произнес: - Я благодарен господу Богу, за то, что он очищает мои войска от трусов, а наши кухни от прожорливых едоков.
Резон в словах Пелесье при нынешнем положении дел, несомненно, был огромен но, уход итальянцев наносил сильный деморализующий удар, по остающимся под Севастополем французам. Пытаясь поднять дух своего усталого воинства, генерал приказал начать новую бомбардировку Севастополя.
- Пусть мои солдаты очнуться от долгого безделья и покажут врагу свою силу и мощь! Пусть русские дрожат при мысли о новом штурме их позиций! Ведь адмирала Нахимова уже нет с ними – пафосно вещал Пелесье генералам на военном совете и те, покорно кивали ему головой.
И вновь загремели осадные батареи союзников, обрушив на русскую оборону град бомб и ядер. И вновь по ночам в передних траншеях неприятеля трещали барабаны и слышались громкие крики ложной атаки, стремящиеся выманить русские резервы под огонь французских пушек. Моментами казалось, что вновь возвратились времена штурмов Севастополя, но это только казалось. Русские артиллеристы немедленно ответили огнем на огонь и урон, наносимый обеими сторонами друг другу, был вполне адекватен. Кроме этого, хорошо усвоив тактику противника, севастопольцы не спешили подводить к переднему краю подкрепления, для отражения возможного штурма.
Прогрохотав ровно сутки, батареи союзников умолкли. На более продолжительное представление в условиях блокады, Пелесье пойти не мог. Он очень надеялся, что обстрел Севастополя подтолкнет противника к ответным действиям, и они пойдут в атаку на позиции французов у Сапун-горы или в направлении Карантинной или Лабораторной балки. Решись русские на этот шаг и последствия для них, были бы весьма плачевные. Союзники их уже везде ждали. К огромному сожалению французского генерала, ничего не произошло. Князь Горчаков, несмотря на активные просьбы находившегося в его ставке цесаревича Александра воздержался от активных действий, любезно предоставив неприятелю право нанесения первого удара. И в этом случаи, его медлительность оказалось благом для России.
Впрочем, обстрел Севастополя имел благие последствия для Пелесье. Его донесение о бомбардировке вражеской крепости составленное в сплошь героических и мужественных тонах, с преувеличением потерь противника, на фоне откровенного предательства союзников оказалось для Бонапарта как нельзя кстати.
В этот момент в Париж прибыла первая партия французов освобожденных из русского плена, в качестве доброго жеста русского императора. Появление в столице хорошо накормленных и одетых в новое обмундирование солдат, моментально всколыхнули в светском обществе разговоры о необходимости проведения мирных переговорах с Николаем.
Стремясь сбить накал опасных брожений внутри страны и повысить авторитет французской армии осаждающих Севастополь, Наполеон предпринял довольно смелый и неординарный шаг. В ответ на проведенную Пелесье бомбардировку русской крепости, император произвел его в маршалы. Как было сказано в наградном формуляре: «За нанесение противнику больших людских потерь».
Злые столичные языки, так же поспешили прокомментировать этот шаг августейшего монарха.
- Видимо под большим уроном противника, император имел в виду пару царапин и легкую контузию русского великого князя Константина – язвительно говорили записные острословы на светских банкетах и раутах столицы. Второй сын русского императора действительно попал под огонь осадных батарей французов, находясь в северной части крепости. Взрывом шальной бомбы упавшей рядом со свитой князя был серьезно ранен лишь конвойный казак. На долю Константина и стоявшего рядом с ним адъютанта майора Фонвизина достался только град каменных осколков.